Как светила по орбите,
Как герой на смертный бой,
Братья, в путь идите свой,
Смело, с радостью идите!
«Ода к радости» Фридрих Шиллер
Представьте себя мужчиной в возрасте за 40: у вас есть семья, у вас есть любимая работа, вы имеете статус в обществе, к вам прислушиваются другие люди. И тут вам объявляют: «Вам осталось жить меньше года». Сколько ненависти и отвращения к миру появится внутри вас, она сметет вас, поглотит целиком.
Именно в таком состоянии Энтони Берджесс приступил к написанию своего культового романа «Заводной апельсин». После обморока во время лекции, врачи поставили ему диагноз опухоль мозга.
Это я, то есть Алекс, и три моих друга, то есть Пит, Джорджик и Тем
Вопрос, который поднял Берджес, до сих пор не нашел ответа: «Можно ли человека излечить от жестокости или она лежит в самой природе человека?»
Роман родился из картины окружающего мира автора: Англии 60-х годов прошлого века. Алекс, главный герой, как и его друзья, принадлежит субкультуре «кокни», к детям лондонских рабочих Ист-Энда. Промышленного района Лондона, района бедности и преступности, родины Оливера Твиста, который описал еще Диккенс.
Алекс получает удовольствие от насилия, наркотиков и… классической музыки. Сам Берджес писал музыку, поэтому неудивительно, что главный герой слушает классику. Классическая музыка и насилие в романе стали взаимодополняемые понятия: классическая музыка порождает тягу к насилию, насилие рождает в мозгу звуки классических произведений.
Я видел, как veki и kisy, молодые и старые, валяются на земле, моля о пощаде, а я в ответ лишь смеюсь всем rotom и kurotshu сапогом их litsa. Вдоль стен — devotshki, растерзанные и плачущие, а я zasazhivaju в одну, в другую, и, конечно же, когда музыка в первой части концерта взмыла к вершине высочайшей башни, я, как был, лежа на спине с закинутыми за голову руками и плотно прикрытыми glazzjami, не выдержал и с криком «а-а-а-ах» выбрызнул из себя наслаждение.
В романе упоминается Девятая «Эпическая» Симфония Людвига Ван Бетховена, последняя симфония, написанная уже практически глухим композитором, как и роман «Заводной апельсин» написанный почти мертвым человеком. Эта музыка действительно заставляет работать надпочечники быстрее, впрыскивая в кровь все новые дозы адреналина:
Когда эта последняя часть докручивалась по второму разу со всеми ее выплесками и выкриками о Радости, Радости, Радости, две моих маленьких kiski уже не играли во взрослых опытных dam. Они вроде как малопомалу otshuhivaliss, начиная ponimatt, что с ними маленькими, с ними бедненькими только что проделали.
В 60-е года у 20% неблагополучных подростков в Англии в крови находили следы амфетамина. Эта волна «пристрастия к скорости» накрыла весь мир: в США 20% учеников старших классов употребляли амфетамин.
Разрешения на торговлю спиртным у них не было, но против того, чтобы подмешивать кое-что из новых shtutshek в доброе старое молоко, закона еще не было, и можно было pitt его с велосетом, дренкромом, а то и еще кое с чем из shtutshek, от которых идет тихий baldiozh, и ты минут пятнадцать чувствуешь, что сам Господь Бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке, а сквозь mozg проскакивают искры и фейерверки.
Может быть, и вовсе не так уж приятно быть хорошим, малыш 6655321
Тяга к насилию это часть человеческой природы или все же плод социального неравенства? Насилие всегда сопровождало человека, мы постоянно боролись, отнимали и разрушали. Именно насилием цивилизация достигла современного уровня развития. Агрессия в корне человека: невозможно построить общество без насилия и агрессии. Даже сейчас в век умирающей демократии, когда любая агрессия пресекается на корню, насилия не стало меньше, оно не исчезло из общества. Оно растворилось в нем, приняв другой облик.
В 60-е года в Англии было распространено направление психологии — бихевиоризм. Это учение утверждает, что изучением психологии должно быть не сознание, а поведение человека. То есть, создав определенные рефлексы на внешние раздражители, можно воспитать «хорошего» человека. Армии ученых до сих пор пытаются воспитать универсального человека, полки маркетологов каждый день воспитывают в нас слюноотделение при виде их товаров. Каждый пытается создать из нас управляемого индивидуума с растворенным самосознанием.
Именно в выработке «правильного» рефлекса на жестокость и насилие и заключался «метод Людовика» (и снова Бетховен), который испытывали на молодом заключенном Алексе, который так рвался на свободу.
В этот раз на экране сразу появилась молоденькая kisa, с которой проделывали добрый старый sunn-vynn — сперва один мальчик, потом другой, потом третий и четвертый, причем из динамиков несся ее истошный kritsh пополам с печальной и трагической музыкой. Все было очень и очень реалистично, хотя, если как следует вдуматься, то диву дашься, как могут люди соглашаться, чтобы с ними такое проделывали на съемках, более того, даже вообразить трудно, чтобы киностудии типа «Гуд» или «Госфильм» могли такое снимать и не вмешиваться в происходящее. Так что скорее всего это был очень искусный монтаж или комбинированные съемки, или как там у них подобные vestshi называются. Но сделано было очень реалистично. Так что, когда очередь дошла до шестого или седьмого maltshika, который, ухмыляясь и похохатывая, zasadil, и devotshka зашлась от kritsha, вторя zhutkoi музыке на звуковой дорожке, меня начало подташнивать. По всему телу пошли боли, временами я чувствовал, что вот-вот меня вытошнит, и подступила тоска, бллин, оттого что меня привязали и я не могу шевельнуться в кресле.
Жестокость — это гомеопатическое средство: в малых количествах это лекарство, а в больших яд. Теперь после «лечения» у Алекса вызывают только рвоту мысли о жестокости и насилии. Он выжит как лимон, лишенный тяги к жизни. Но самое страшное, что с жестокостью из жизни Алекса ушла и классическая музыка, та красота, от которой пробегала дрожь по телу.
Прощай, прощай, пусть Бог простит тебе загубленную жизнь!
В мире за 2 года отсутствия Алекса ничего не изменилось. Та же ненависть и злоба: друзья вспоминают старые обиды, бывшие жертвы сами становятся палачами. Общество не изменилось: подростки выросли и обзавелись семьями и работой, стали рядовыми членами общества. В их семьях вырастут новые «кокни», которые будут грабить стариков в темных переулках.
После неудачной попытки самоубийства Алекс «излечивается», он снова может думать о жестокости без рвоты, он снова может слушать классику. И первое, что он попросил включить ему это Девятую Симфонию Бетховена.
Круг замкнулся…
— Ну, что же теперь, а?
Компания такая: я, то есть Алекс, и три моих druga, то есть Лен, Рик и Бугай, а сидели мы в молочном баре «Korova», шевеля mozgoi насчет того, куда бы убить вечер — подлый такой, холодный и сумрачный зимний вечер, хотя и сухой.
Алекс вернулся к началу романа, он снова сидит в баре, думает, как убить время в компании новых друзей.
P. S.
Так почему же «Заводной апельсин»?
Юность не вечна, о да. И потом, в юности ты всего лишь вроде как животное, Нет, даже не животное, а скорее какая-нибудь игрушка, что продается на каждом углу,- вроде как жестяной человек с пружиной внутри, которого ключиком снаружи заведешь, и он пошел вроде как сам по себе. Но ходит он только по прямой и на всякие вещи натыкается, и к тому же если он пошел, то остановиться ни за что не может. В юности каждый из нас похож на такую malenkuju заводную shtutshku.
Концовку романа Берджес дописывал, уже зная, что диагноз был ошибочный. Он еще проживет 40 с лишним лет и умрет от рака легких. Он еще напишет ряд книг, сочинит более ста музыкальных композиций, выступит во многих ток-шоу.
Роман «Заводной апельсин» не лучший роман, но он стал культовым для целого поколения людей. Бёрджесу впоследствии не нравилось, когда его рассматривали как автора только одного «Заводного апельсина». Это понятно, если учесть, что спектр его творчества был невероятно широк. Уже почти в конце романа Берджес оставил и свое мнение о романе:
Но тут были и две или три книжных полки, причем на одной из них, как я и ожидал, обнаружилась книжка «Заводного апельсина», на обложке и на корешке которой стояло imia автора — Ф. Александр. Боже праведный, — подумал я, — он тоже Алекс! Она была написана каким-то совершенно bezumnym языком, там во множестве попадались «ахи», " охи» и тому подобный kal, и все это вроде как к тому, что людей в наше время превращают в машины, а на самом деле они-то есть и ты, и я, и он, и все прочие razdolbai — должны быть естественными и произрастать, как фрукты на деревьях. Ф. Александр, похоже, считал, что мы все плоды того, что он называл мировым древом в мировом саду, который насадил Бог, а цель нашего там пребывания в том, чтобы Бог утолял нами свою жгучую жажду любви или какой-то kal наподобие этого.
Утопии всегда будут интересны, до тех пор, пока они не наступят. Но пока это не произошло, люди всегда будут верить в утопию или бояться её.
